МУЗЫКА, ПОЭЗИЯ, ЖИВОПИСЬ
к итогам абонементного цикла

Ирина ВАНЕЧКИНА

Когда-то давным давно, утверждают теоретики, искусства были нераздельны. Музыка обязательно сочеталась со словом и звучала она в храме, в окружении картин, скульптур, да и домашнее концертирование отличалось от нынешнего, академического. Лишь позднее пути искусств разошлись. Сейчас в художественной культуре наблюдается тенденция возврата к единству муз. Налицо попытки восстановить утраченную гармонию чувств и искусств. Популярны концерты С.Рихтера в залах Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. В Грузии создан специальный ансамбль "Музыка, поэзия, живопись", во время его концертов на сцене выставляются картины, положим, Пиросманишвили, звучат музыка, стихи, посвященные гениальному самоучке. Подобных примеров немало.

Нечто подобное, но вместе с тем весьма отличное, происходило в Казани на концертах сезона 1987/88 года.

...Актовый зал консерватории. Слева от органа висит большая золоченая рама с полупрозрачным экраном. Когда в зал заходят зрители - экран уже "светится" живописью. Гаснет общее освещение, зажигаются свечи. Начинает звучать музыка - картина в раме плавно и медленно оживает. Чтобы потом снова включился другой слайд-проектор - и опять сквозь одну картину проступила другая.

Инициатор нынешнего цикла "Мир как большая симфония" - солист Татарской филармонии, преподаватель и ведущий органист Казанской консерватории Рубин Абдуллин. Он сумел заразить этой необычной идеей сотрудников студенческого КБ "Прометей" и Музея изобразительных искусств ТАССР, "рекрутировавших" соответственно режиссера и сценариста Б.Галеева и фотохудожника В.Радумейченко. Удалось увлечь и актеров оперного и драматического театров 3.Сунгатуллину, Э.Трескина, Ф.Пантюшина, В.Кешнера и других. Такое было впервые на нашей концертной эстраде. И это превратилось в увлекательный эксперимент. Ни один из концертов не повторял другого - ни по принципу, ни по приемам синтеза искусств.

"Аве Мария" в музыке, поэзии, живописи". Как можно судить по названию - это был просто своеобразный "парад" одноименных композиций. И если звучит десять раз "Аве Мария" - пусть даже это пьесы разных эпох и разных композиторов - претендовать на какую-то изощренную драматургию было бы, на самом деле, надуманно. Были, правда, поначалу предложения подчинить концерт сквозному, "христианскому" сюжету и сделать из него нечто типа "Дева Мария, суперстар". Но, слава богу, вовремя отказались от этого и ограничились почтительным коленопреклонением. Преклонением перед красотой:

Исполнились мои желания. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя

Мадона,

Чистейшей прелести чистейший

образец.

(А.Пушкин)

Преклонением перед женщиной, матерью, обреченной провожать на Голгофу:

Магдалина билась и рыдала.
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

(А.Ахматова)

Концерт "Босх-Мессиан" поразил неожиданностью сопоставлений. "Семь кратких видений из жизни воскресших" современного французского композитора Оливье Мессиана и многофигурная композиция "Сад наслаждений" гениального нидерландского живописца Иеронима Босха. Их разделяют века. Но неистовость творчества двух великих художников такова, что, сопоставив их, оказывается, можно зажечь между ними как бы "вольтову дугу". И в ее свете вдруг по-новому раскрываются вечные темы - добра и зла, веры в победу духа и красоты. Прекрасные слайды фрагментов картины Босха, подготовленные и смонтированные В.Разумейченко, органично сочетались с музыкой, вдохновенно исполненной Р.Абдуллиным, неоднократно признававшимся в любви к Мессиану - известнейшему органисту современности. Своеобразным гидом в этом путешествии в мир музыки и красок были стихи П.Антокольского и Ю.Линника.

Прошел месяц. Снова зал консерватории, свечи, снова за пультом органа Р.Абдуллин. И слушателям, зрителям предлагается совсем иной путь раскрытия темы творческого горения на концерте "Мир как большая симфония". Здесь героем синтетического спектакля стал М.К.Чюрлёнис, единолично воплощающий синтез музыки, поэзии, живописи. "Соната Моря", "Соната Солнца", "Фуга" - на экране. И фуга - в партитуре, соната - в стихах. Это был, по сути дела, уже не концерт, а спектакль, где звуки органа перехватывала виолончель (солист Москонцерта Ю.Челкаускас), затем вступал рояль - с другой музыкальной пьесой (пианистка Г.Абдуллина). И над всем этим мягко сияла ожившая живопись великого литовского самородка. Она нередко выступала на первый план, что, впрочем, и не удивительно, ибо именно живописными работами Чюрлёнис заслужил мировую известность.

Зато на следующем концерте вперед выступила поэзия. Потому что концерт назывался "Фауст" (опыт прочтения темы). Это произведение Гете - подлинная вселенная духа, поэтический слепок человеческого космоса, и одноименная органная сюита современного чешского композитора П.Эбена. Она, конечно, несоизмерима с поэтическим оригиналом, да и написана на основе сценической музыки к спектаклю, представляя собой набор музыкальных иллюстраций к отдельным эпизодам гетевской трагедии. Безотносительно к высокому замыслу Гете, сама по себе музыка П.Эбена, быть может, и небезынтересна. По крайней мере, органист сделал все возможное, чтобы сблизить эту не очень вразумительную копию с оригиналом. Что же оставалось делать постановщикам? "Выручать" музыку роскошью живописи? Положим, Дюрера, Кранаха? Нет уж, решили они. "Богу - богово, а..." И вывели на светящийся экран скромные черно-белые гравюры малоизвестного немецкого художника Э.Зайбертца (едва ли не единственным их достоинством было то, что они в авторских оттисках наличествуют в Музее изобразительных искусств ТАССР). Так или иначе, основная нагрузка осталась на слове - с парадоксальным финалом. Конечно, это было рискованно - кончать спектакль на черном пафосе ернического приговора Мефистофеля гибнущему Фаусту:

Нигде, ни в чем он счастьем

не владел,

Влюблялся лишь в свое

воображенье,

Последнее он удержать хотел
Бедняк, пустое, жалкое

мгновенье!

Но время - царь; пришел

последний миг,

Боровшийся так долго пал старик

Но так решил режиссер, по-видимому, разделявший мнение Мефистофеля.

Более цельное и яркое впечатление оставил концерт "Краски Древней Руси". Здесь исполнялись оркестровая пьеса Р.Щедрина "Фрески Дионисия" и композиция "Андрей Рублев" для камерного оркестра, органа и синтезатора О.Янченко (дирижировал ансамблем солистов Татарской филармонии гость из Москвы В.Тиц). Если говорить о концептуальном единстве музыки, живописи и слова, то вероятно, здесь оно было достигнуто наиболее полно и убедительно. Лейттема спектакля - ослепление. Ослепление художников, выстроивших великолепный храм, - об этом напомнила поэма "Мастера" А.Вознесенского. Ослепленность соотечественников, многие десятилетия, да что говорить - веками не замечавших гениальной живописи Рублева и Дионисия. И исступленное забвение, уничтожение шедевров древнерусского творчества и живописи - в период, когда разрушались храмы. Кульминация концерта - фрагмент из "Андрея Рублева", когда сверху из-под потолка, поддерживая музыку, звучали колокола, а на экране проявились как на фотобумаге обезглавленная церковь и немые колокола на земле... Снова - "вольтова дуга"! Снова контрапункт - веры и нетерпимости, мрака и красоты, чтобы объяснить неизбежность покаяния: "зачем нужна дорога, которая не ведет к храму?.." И когда в финале на экране собор Василия Блаженного наплывом превратился в подымающуюся ракету, а затем - на поверхности Луны возникла и погасла маленькая фигурка русской старушки под голубым диском Земли, выплыли снова в памяти великолепные стихи Ксении Некрасовой об Андрее Рублеве:

Поэт ходил ногами по земле,
а головою прикасался к небу.
Была душа поэта, словно полдень,
и все лицо заполнили глаза.

Последний концерт цикла - "От органа до курая", прошедший весной 1988 г., был посвящен татарской музыке. Здесь тоже было новшество - звучали стихи поэта Р.Бухараева в авторском исполнении. Оригинальным показалось решение совместить некоторые произведения с ярко выраженным национальным мелосом и татарский художественный орнамент; ведь недаром его сравнивают с музыкой еще издавна. А тут они вместе! Кроме того, еще один вариант переклички искусств. К примеру, музыка Н.Жиганова и Ф.Ахметова - живопись Б.Урманче и И.Зарипова. Они оказались удивительно созвучны друг другу. Сюрприз ожидал зрителей во втором отделении, где были представлены произведения музыкального авангарда. Соответственно, резко изменился и визуальный ряд. Органная "Легенда" Ш.Шарифуллина в прихотливой форме сомкнулась с абстрактными рисованными слайдами художника Н.Альмеева. А пьесу "Светлое и темное" известного московского композитора С.Губайдулиной постановщики иллюстрировали живописью родоначальника абстрактного искусства В.Кандинского. Тем более неожиданным, но, как оказалось, оправданным явилось совмещение пьесы С.Губайдулиной "Ин Кроче" с живописью основоположника сюрреализма С.Дали (здесь вместе с органистом выступила виолончелистка Л.Маслова). Это последнее произведение авторы концерта посвятили памяти Гали Дьяконовой, жены С.Дали, нашей землячки, жившей некогда в Казани.

Итак, необычный экспериментальный концертный цикл завершен. И, как показала реакция зрителей, с успехом. Были, конечно, и кое-какие огрехи. Так, в некоторых концертах оказались затянутыми комментарии. Но, очевидно, опыт в целом удался и принес пользу не только аудитории, но и самому творческому коллективу. Много труда вложили в новое дело и инженеры КБ "Прометей", на общественных началах подготовившие необходимую электронную и оптическую аппаратуру. Как всегда обаятелен был ведущий все эти концерты Г.Кантор. Остается пожелать дальнейших поисков и находок зарождающемуся союзу единомышленников.

Oпубл. в ж-ле "Музыкальная жизнь", 1988, N18, с.9-10.

выход в оглавление