В Спасской башне Казанского кремля уже 20 лет действует созданная в студенческом конструкторском бюро "Прометей" установка "Малиновый звон". В столице с ее работой можно было ознакомиться на макете, представленном на ВДНХ СССР и на выставке научно-технического творчества молодежи во время XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
Хотя принципы работы "Малинового звона" очень просты в техническом отношении, эксперимент вызвал оживленные дискуссии. Авторы проекта исходили из того, что коль скоро в русском языке издавна существует всем понятная метафора "малиновый звон", почему бы не реализовать ее с помощью современной электроники? Прикрепили к колоколу микрофон, сигнал с него подали на вход мощного усилителя, а к усилителю подсоединили два десятка прожекторов с малиновыми светофильтрами.
Стрелка башенных часов подходит к очередному делению, удар колокола, и звонница озаряется синхронными сполохами света. Так звон и на самом деле стал малиновым...
А почему не зеленым, не желтым? Кто сказал, что свет должен быть обязательно малиновым? Вообще, может быть, это выражение просто алогизм, игра слов типа "жареной воды"? Обратимся к словарю русского языка С.И.Ожегова. Там написано: "Малиновый звон - приятный, мягкий по тембру звон (о звоне колоколов, о позвякивании бубенчиков, шпор)" 1). Какие "позвякивания", какие "бубенчики"? - говорят оппоненты и вываливают на стол ворох газетных репортажей о бельгийском городе Малин (или, в иной транскрипции, Мехелен), славящемся мастерами колокольного дела. В этих статьях излагаются легенды о том, как расчудесные звоны, поразившие россиян, именно по названию города нарекли "малиновыми" 2). По одной версии в нем побывал Петр I, кому и обязаны мы появлением в русском языке этого выражения, по другой - в Отечественную войну 1812 г. в победоносном шествии по Европе русские войска не обошли стороной и маленький бельгийский городок.
В защиту отечественного происхождения "малинового звона" выступил языковед В.Н.Сергеев, усмотревший в генезисе этой метафоры тривиальную ассоциативную цепочку малиновый - красный - красивый, прекрасный 3).
Впрочем, есть и еще одна версия. Она исходит из того, что случайно возникшее название соответствовало каким-то глубинным законам метафорического мышления и именно поэтому закрепилось в языке и употребляется по сей день. Ведь колокольни есть, например, и в Риге, но никому же не пришло в голову назвать звоны рижских колоколов созвучным эпитетом "рыжие".
Последняя версия заставляет вспомнить о так называемом "цветном слухе" и синестезии, частным случаем которой он является. Цветовое окрашивание тембров звучаний - наиболее распространенная форма "цветного слуха" (это подтвердил и опрос многих музыкантов, художников и писателей). Само слово "тембр" во многих языках буквально означает - "окраска звука" (напр., нем. Klangfarbe). Столь же часто музыканты наделяют цветовыми характеристиками тональности.
В Советском энциклопедическом словаре синестезия (от греч. ??????????) определяется как соощущение 4). Именно так и пытались поначалу объяснять "цветной слух" физиологи, психиатры, считая, например, что А.Н.Скрябин действительно видел красный цвет, когда слышал музыку в тональности до мажор (Н.А.Римский-Корсаков представляет ее, кстати, в желтом цвете). Предполагалось, что у таких композиторов-синестетиков волей случая перепутались и замкнулись нервные "провода", идущие в мозг от органов зрения и слуха. А отмеченный разброс в цветовой окраске одной и той же тональности вполне вписывался в данную концепцию - мало ли как могут перепутаться эти "провода"...
Буквальная расшифровка синестезии как соощущения неверна. Но как она попала в словари? Дело в том, что понятие "ощущение" с давних пор постоянно смешивается во многих языках мира с понятием чувства.
Говорят "ощущение радости" и "органы чувств", хотя правильно "чувство радости" и "органы ощущений". И эти примеры - отнюдь не из разряда тривиальных оговорок нестрогой бытовой речи. Если обратиться к корневой основе самого слова "синестезия", то "aioqhoiz", оказывается, в разном контексте также означает то "ощущение", то "чувство". У Плутарха, к примеру, понятие "синестезис" используется для обозначения "сочувствия" уже и вовсе в морально-этическом плане. Напомним, наконец, что этот корень лежит и в основе известного всем термина "эстетика" (не станем же мы теперь, основываясь на возможной некорректной этимологической расшифровке, считать эстетику наукой об ощущениях). Причина подобного смешения понятий "ощущение" и "чувство", как выясняется, совсем непроста и до сих пор представляет собой "крепкий орешек" для теории чувственного познания и гносеологии.
Как бы то ни было - на основе этой путаницы возник целый ряд неубедительных и невнятных объяснений "цветного слуха": физиологическое (перепутанность нервов), патологическое (психическая болезнь), мистическое (чудесная способность психики, не поддающаяся познанию). Вряд ли они делают честь материалистической науке. Но достаточно обратиться к современным медицинским, психологическим и даже эстетическим справочникам, чтобы убедиться, как подобного рода трактовки сплошь и рядом используются для объяснения синестетических метафор в стихах Рембо и Блока, живописи Чюрлениса и Кандинского, "световой симфонии" Скрябина и т.д. Не выдерживают критики и весьма популярные предположения, что синестезия - это особое "шестое чувство" или вообще некое универсальное "общее чувство", возникшее в ходе эволюции человеческих чувств.
Впрочем, то, по поводу чего так намудрили ученые, каждому из нас понятно и без всяких апелляций к мистике и механистическим аналогиям с "коротким замыканием". Когда речь идет о "малиновом звоне", "бархатном тембре", "ярком звуке", "светлом мажоре" и "тусклом миноре" - ясно, что путаница зрения и слуха тут не при чем. Еще сто лет назад В.Г.Короленко в повести "Слепой музыкант" дал верный ответ на вопрос, который продолжает волновать современных исследователей. Художественное чутье привело его к пониманию того, что уже сами выражения "цвет звука", "цветной слух" есть типичная метафора и нет никаких оснований для их буквального прочтения как реального "соощущения". Это, скорее, "со-чувствование", "со-представление", базирующееся на ассоциативном механизме.
В основе "цветного слуха" лежит, согласно Короленко, "простое сравнение" (или, на языке психологии, "ассоциация по сходству"). Всего-то? - изумится ученый муж. Но зададимся вопросом: по каким признакам могут сравниваться несоизмеримые, казалось бы, звук и цвет, зрение и слух? Ведь еще К.Маркс отмечал: "Глазом предмет воспринимается иначе, чем ухом, и предмет глаза - иной, чем предмет уха" 5). Ответ на этот вопрос дан, по сути дела, в другой работе классиков марксизма, посвященной совсем иной проблеме. Анализируя функции денег, К.Маркс и Ф.Энгельс показали, что в любой науке, а не только в политической экономии, необходимо выходить на тот уровень сравнения, который позволяет понять, как происходит это казалось бы необъяснимое "приравнивание неоднородного" или, - по Шекспиру, - "братание невозможностей". И поразительно: в качестве примера подобного уровня сравнения они сами приводят не что иное, как... синестетическое по содержанию сопоставление голоса прекрасной певицы и хвоста кометы! 6)
Короленко интуитивно сумел понять, как осуществляется это "братание невозможностей" в чувственной сфере - как раз на примере "малинового звона". Его герои не сразу находят ответ на свой вопрос. Вначале они мучительно ищут нюансы различий между "красным" и "малиновым" звоном. Максим, дядя слепого музыканта: "Что такое красный звон, ты можешь узнать не хуже меня: ты слышал его не раз в городах, в большие праздники". Слепой подбирает это звучание на фортепиано: "Аккорд из нескольких невысоких тонов составлял как бы фон поглубже, а на нем выделялись, прыгая и колеблясь, высшие ноты, более подвижные и яркие. В общем это был именно тот высокий и возбужденно-радостный гул, который заполняет собой праздничный воздух". "Да, это очень похоже", - говорит Максим и продолжает: "Существует также "малиновый" звон, как и малиновый цвет. Оба очень близки к красному, но только глубже, ровнее и мягче. Когда колокольчик долго был в употреблении, то он, как говорят любители, вызванивается. В его звуке исчезают неровности, режущие ухо, и тогда-то этот звон зовут малиновым" 7). Разве не совпадает такое объяснение с кратким определением "малинового звона" из словаря Ожегова?
Короленко, однако, не останавливается на констатации своих художественных впечатлений. Он заставляет своего Максима сделать теоретическое обобщение: "Я думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже как однородные. Мы говорим: он видит все в розовом цвете. Это значит, что человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще, звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений" 8).
Итак, в основе "цветного слуха" лежит сравнение по эмоциональному воздействию или, выражаясь научным языком, системная межчувственная ассоциация. Синестезия - это одна из форм взаимодействия чувств в целостной системе человеческих переживаний, и в данном определении заключается объяснение всех особенностей "цветного слуха". Чувственное отражение мира, как известно, - не бесстрастное механическое зеркало. Оно насквозь пропитано человеческой субъективностью. Ведь ощущение, как отмечал В.И.Ленин, есть "субъективный образ объективного мира" 9). Тем более, что каждый акт ощущения сопровождается эмоциональной реакцией субъекта. Совпадают ли эмоциональные оценки одного и того же объекта у разных людей? Полностью - нет (на то они и субъективны), но есть в них и общее, обусловленное единством условий жизни, воспитания и т.д. Так, например, не зря радостное настроение называют "мажорным", а грустное - "минорным". И неудивительно поэтому, что и Скрябин, и Римский-Корсаков музыку в тональности до мажор (а она и среди мажорных самая "радостная") "видели" пусть и в разных, но "радостных" цветах (красном, желтом). Да и кто из нас мог бы назвать эту тональность черной, коричневой, фиолетовой?..
Расхождения в цветовой оценке, конечно, могут существовать - в той мере, в какой различаются у каждого человека эмоциональные восприятия тембра или тональности. Поэтому не следует удивляться тому, что и звоны колоколов могут стать вдруг не "красными" и не "малиновыми". В разделе книги "Мастер волшебного звона", написанном А.И.Цветаевой, об удивительном музыканте Н.К.Сараджеве, исполнителе "симфоний" на колоколах, читаем: "Благовест. Стелется густо-темным туманом - медленно угасает в даль. Следом второй. Рушится темный горизонт - незримо осыпается медленными отвалами, и по его краям, озаренным, светлые голоса сыновние, малолетних, меньших. В смутную даль, в длящийся туман гула, зарево обнимает третий удар благовеста. И уже проснулось в ответ все колокольное золото, синее - всполыхнуло, рассыпалось - льется ручьями, а по ним, сплетаясь и загораясь в небе, синими крыльями ласточек - длинные клики сливающегося полета" 10).
Почему же столь, казалось бы, очевидное объяснение только сегодня вновь стало замечаться исследователями синестезии? За ответом обратимся вновь к Короленко. Вспомним его слова о том, что сравнение, сопоставление происходит "на известной душевной глубине". На самом деле, мыслительный акт, логическая операция (а сравнение таковым и является) может происходить не обязательно на свету сознания. Причем, если прежде прямолинейно считалось, что мышление не существует вне языка (речи, слов), то ныне общепризнана возможность невербальных, внесловесных форм мышления. Так, сегодня выделяют и интенсивно изучают "визуальное мышление", "музыкальное мышление". Психика человека целостна, поэтому вневербальная операция сравнения может происходить и путем сопоставления разнородных чувственных впечатлений - визуального и слухового, например. И так как чаще всего этот акт осуществляется на подсознательном уровне, природа синестезии выглядит загадочной и непознаваемой. Для нас же теперь очевидно, что синестезия и, конкретно, "цветной слух" - это одно из специфических проявлений невербального мышления, присущего всем людям (вспомним общепонятность многочисленных синестетических оборотов в обыденном и тем более в поэтическом языке, где эти межчувственные сопоставления фиксируются уже словесно). "Блестящий звук трубы", "кричащие краски", "терпкий колорит", "теплые цвета", - синестезии эти удивляют своим внешним противоречием рациональному мышлению, законам языка, заставляя ломать копья в дискуссиях вокруг таких простых, понятных всем выражений, как "малиновый звон".
А ведь еще Ф.Энгельс в "Диалектике природы" убедительно показал, что полнота и достоверность чувственного познания коренится в кооперации чувств, включая и межчувственные ассоциации, образуемые при участии мышления. В связи с этим, отмечал он, человек не испытывает нужды иметь "вместо пяти специальных чувств" одно "общее чувство" или обладать способностью видеть либо слышать запахи 11). Увы, пути научных исследований порою тоже оказываются неисповедимы...
Конечно, не все проявления "цветного слуха" столь элементарны, как "малиновый звон". Посредником синестетического уподобления могут выступать не только простейшие, архаичные, но и более сложные эмоции с участием смысловых оценок, например, "умные" эстетические эмоции искусства, как их называл психолог Л.С.Выготский. И если художник выражает, скажем, ощущение безысходности, то колокольные синестезии могут как бы выцвести, работая на эту цель, как у Л.Н.Андреева: "Одноцветно затренькал глухой колокол, и его серые, печальные, скромно зовущие звуки не могли разорвать зимней тишины"... "Повсюду тянулись к церкви бесцветные, как колокольный звон, молчаливые фигуры" 12). Будучи продуктом определенной культуры, подобные художественно-оценочные описания порой выступают как символ. Нам всем тем не менее понятны синестетические строки Э.По, когда в стихотворении "Звон" он пишет о "ясных, хрустальных, серебристых звонах" детства, "ярком, жарком, золотом" звоне венчального обряда, о наполненном "черной жутью" набате беды, о "горьком гуле" погребального звона... 13).
А порою можно только руками развести, принимая - без всяких попыток объяснения - поэтическую синестезию как некую данность, раскрывающуюся именно в этом и только в этом историко-художественном контексте. Пример из синестетического описания любезных нам колоколов у О.Э.Мандельштама: "А на губах, как черный лед, горит // Стигийского воспоминанье звона" 14).
Яркий синестетическии образ - чудо, как и всякое произведение искусства. Наша же цель при оформлении Казанского кремля была - отдать дань русской культуре, русскому слову, реализовав в образной системе другого искусства - архитектуры, в звоннице древней башни маленькое чудо великого языка - синестетическую метафору "малиновый звон".
Ссылки
1) Ожегов С.И. Словарь русского языка. Изд. 17. М., 1985.
С.289.
2) Из последних публикаций см.: Польский Г. Малиновый звон //
Сов. Россия, 1978. 19 окт.; Дробков В. Малиновый звон //
Правда. 1984. 16 янв.; Антонов В. Колокола Мехелена //
Известия. 1984. 7 авг.; Исаев О. Малиновый звон // Гудок. 1986.
20 марта.
3) Сергеев В.Н. Малиновый звон
// Русская речь. 1978. № 4. С.142-147.
4) Советский энциклопедический словарь. Изд.3. М., 1984. С.1205.
5) Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.42. С.121.
6) Там же. Т.3. С.442-443.
7) Короленко В.Г. Слепой музыкант. Уфа, 1980. С.107-108.
8) Там же. С.108.
9) Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т.18. С.120.
10) Цветаева А.И., Сараджев Н.К. Мастер волшебного
звона. М., 1986. С.118.
11) Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.548.
12) Андреев Л.Н. Жизнь Василия Фивейского // Андреев
Л.Н. Рассказы и повести. М., 1979. С.156, 166.
13) По Э. Стихотворения. Проза. М., 1976. С.73-74.
14) Мандельштам О.Э. Стихотворения. М., 1973. С.117.
Рекомендуемая литература
Опубл. в ж-ле "Природа", 1989, N 3, c. 54-57.