В 1967 году в Спасской башне Казанского Кремля ударили "малиновые звоны". Реализация синестетической метафоры, визуализация "цветного слуха", повторенная затем в действующем макете, была удостоена 10 медалей ВДНХ СССР. Но не утихали 20 лет у башни споры - а почему именно "малиновые", а "не рыжие в крапинку? [1]. И главный довод - эпитет этот вообще случаен, происходит от знаменитого своими колоколами бельгийского городка Малин (Мехелен), куда будто бы занесло в свое время не то Петра I, не то войска наши вдогонку за Наполеоном. В этимологии бывает всякое, может, сказалось и это, - но как бы то ни было, поверим словарю Ожегова: "Малиновый звон - приятный, мягкий по тембру звон". Значит, не любой звон - малиновый, бывают и другого цвета. В том же русском языке есть "красные" звоны. По В. Короленко это "высокий и возбужденно-радостный гул, который заполняет собой праздничный воздух", а малиновый отличается от него именно тем, что "глубже, ровнее и мягче" ("Слепой музыкант"). А в арсенале поэзии представлен уже весь спектр, и даже больше: "Благовест. Стелется густо-темным туманом - медленно угасает в даль. Следом второй. Рушится темный горизонт - незримо осыпается медленными отвалами, и по его краям, озаренным, светлые голоса, сыновние, малолетних, меньших. В смутную даль, в длящийся туман гула, зарево обнимает третий удар благовеста. И уже проснулось в ответ все колокольное золото, синее - всполыхнуло, рассыпаясь ручьями, а по ним, сплетаясь и загораясь в небе, синими крыльями ласточек - длинные клики сливающегося полета" (А. Цветаева [2].
От чего же зависит здесь цвет колокола? Ясно, что не от названия города. Уже сто лет назад В. Короленко нашел посредника, обеспечивающего возникновение цвето-тембровых синестезий; - эмоцию, аффект, чувство, настроение. "Я думаю - говорит его герой, объясняя "малиновый звон", - что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов к от звуков откладываются уже как однородные. Мы говорим: он видит все в розовом цвете. Это значит, что человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще, звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений". А если оно, это "движение", безрадостное? Значит, и ассоциируемый цвет - не розовый, не красный, не малиновый: "Одноцветно затренькал глухой колокол, и его серые, печальные, скромно зовущие звуки не могли разорвать зимней тишины... Повсюду тянулись к церкви бесцветные, как колокольный звон, молчаливые фигуры" (Л. Андреев, "Жизнь Василия Фивейского").
Будучи продуктом определенной культуры, подобные художественно-оценочные описания порою выступают уже как символ. Но тем не менее нам понятны синестетические строки Э. По, когда он в стихотворении "Звон" пишет о "ясных, хрустальных, серебристых звонах" детства, "ярком, жарком, золотом" звоне венчального обряда, о наполненном "мерной жутью" набате беды, о "горьком гуле" погребального звона... Разные душевные движения - разные синестетические характеристики. Хотя порою можно только руками развести, принимая - без всяких попыток объяснения - поэтическую синестезию как некую данность, раскрывающуюся именно в этом и только в этом историко-художественном контексте. Пример из синестетического описания любезных нам колоколов: "А на губах, как черный лед, горит стигийского воспоминанье грома" (О. Мандельштам).
Итак - звоны могут быть разными по цвету, и даже бесцветными, согласно выявленной здесь схеме-триаде синестетической "рефлексии": "т е м б р ® э м о ц и я ® ц в е т".
Но уж если мы отошли так далеко от "малинового" звона, то обратим внимание на то, что в воображаемом синестетическом пространстве звоны колокола могут приобретать не только цветовую характеристику. Они могут отличаться друг от друга по светлоте: "Вокруг колокольни вьются белые голуби - точно веселый звон превратился в птиц" (М. Горький, "Ералаш"); "И вдруг с черного неба опрокинули огромную чашу густейшего медного звона" (М. Горький, "Жизнь Клима Самгина"); по размерам: "Старые колокола топят его (колокольчик) в своем гуле, как муху в масле" (М. Горький, "Мать"); "Колокола с их гигантскими лопающимися пузырями звука" (Ю. Олеша); "Мелкий перезвон колоколов" (В. Короленко) - в зависимости от высоты звучания и громкости. Более того, синестетический слух фиксирует тончайшие временные, динамические, структурные характеристики звука, его рисунок: "Тихо прогудела колокольная медь. Осторожно сорванный звук тоненькой ниточкой протянулся над сияющей землей" (А. Неверов, "Гуси-лебеди"), "Колокольный звон пронесся звуковой спиралью" (П. Верлен). Здесь ассоциации строятся уже не по сходству эмоций, а по сходству структуры, или, как говорят психологи, гештальта слухового и визуального образов.
Так что звоны бывают всякими - "красными" и "блестящими", "круглыми" и "тонкими", "черными" и "длинными", на простейшем примере доказывая сложность мира синестетического воображения.
... А как же быть с "малиновым звоном" в Спасской башне? О чем здесь звонит колокол? Он звонит в память о маленьком чуде русского языка и о нашей юности, когда не было хозрасчета, но был расчет на то, чтоб сказку сделать былью (последние несколько лет городские власти не включают установку - не до того).