От редакции:
Книга под названием "Советский Фауст (Лев Термен - пионер электронного искусства)" вышла недавно в столице Татарстана как приложение к журналу "Казань". Написана она нашим давним автором, ныне руководителем НИИ экспериментальной эстетики "Прометей" Галеевым Б.М. (его перу, напомним, принадлежит и некролог памяти Термена в нашем журнале: 1994, N7, с.29). Данная книга - это как бы философские воспоминания о легендарном человеке. Автор и герой книги были знакомы много лет. Были друзьями, несмотря на то, что по возрасту их разделяли почти полвека. В 1996 году Термену исполнилось бы сто лет и он чуть-чуть не дожил до своего юбилея.
Предлагаемая вниманию нашего читателя статья представляет собой, своего рода, "автореферат", в сжатой форме излагающий содержание этой книги.
Учитывая, что книга "Советский Фауст" выходит небольшим тиражом и увы не будет доступна широкой аудитории, редакция надеется, что данная статья позволит хоть в какой-то мере удовлетворить интерес наших читателей к судьбе этой уникальной личности, Итак...
____________________ * ____________________
Тема "Фауст" относится к разряду вечных тем. И каждая эпоха рождает свои коллизии, где новый Фауст снова в отчаяньи ищет контакты с новым Мефистофелем. Меняется их обличье, меняются конкретные условия их тайных взаимодоговоренностей, но суть одна - ради своего счастья Фауст вынужден отдавать душу дьяволу. Счастье с запахом серы? Возможно ли оно?
Советский Фауст, герой нашей книги, творил на Воробьювых горах, в МГУ.
А место пребывания Мефистофеля - в другом месте, на Лубянке, в КГБ.
Сегодня эти здания разделяют лишь несколько станций метро...
А между ними - пропасть, бездна. Наш репортаж - из этой баздны.
Книга "Советский Фауст" посвящена пионеру электронного искусства, великому изобретателю, родившемуся еще в 19 веке и умершему совсем недавно - Льву Сергеевичу Термену (1896-1993), человеку с фантастической судьбой. Мир и война, искусство и "тайная", секретная техника, восторг переполненных залов Европы и США и тихие кабинеты спецслужб - этот союз белого и черного, добра и зла сопровождал его всю жизнь.
Выпускник Петербургской консерватории и, одновременно, высшего офицерского электротехнического училища - еще в дореволюционное время, затем концертирующий исполнитель и сотрудник Государственного физико-технического института. Уже в 20-ые годы имя Термена пользовалось мировой известностью. Он создает первый в мире концертный электромузыкальный инструмент - звуки возникают простым движением руки в воздухе, "из ничего". Инструмент получает название "терменвокс" - голос Термена. Он впервые демонстрирует его в 1922 г. на VШ Всероссийском электротехническом съезде, где был принят знаменитый план электрификации России ГОЭЛРО. Прибор работает в двух режимах - как музыкальный инструмент (об этом все знают) и как охранный сигнализатор особо важных объектов (это первая тайна Термена). В обоих вариантах аппаратура Термена показывается самим изобретателем В.И.Ленину, и глава Советского государства приходит в восторг, сам попробовав поиграть на терменвоксе. Он дает "добро" на развитие обоих направлений терменовских исследований. Ведь все это воочию подтверждало знаменитый лозунг вождя: "Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны" (включая музыку и охрану).
1922-1926 г. Лев Термен, уже будучи заведующим лабораторией электрических измерений ГФТИ, заканчивает еще один институт - Ленинградский политехнический - захотелось иметь полноценный, советский диплом. А в качестве дипломной работы представляет действующий образец первого советского телевизора (с огромным экраном - 1х1кв.м). Но его имени нет в справочниках о пионерах телевидения - дело в том, что после показа телевизора генсеку Сталину, будущим красным маршалам Ворошилову, Буденному, Тухачевскому прибор тут же засекретили, предполагая использовать такие телевизоры для пограничного контроля. Итак, Мефистофель вновь вмешивается в судьбу нашего Фауста, накидывая покрывало тайны на его очередное изобретение. А чтобы изобретатель молчал, не прекращая работать, его наградили премией и "талонами в специальный гастроном". Термен был доволен - премия пригодилась на новые разработки электромузыкальной аппаратуры. Ах, Лев Сергеевич, надо было вспомнить "Фауста" Гете:
Черт-эгоист, нельзя ждать от него,
Чтоб даром стал он делать одолженья.
...Как бы то ни было, Термен в упоеньи продолжает внедрять радиомузыку в процессе "эликтрификации всей страны".
Слава о Термене-музыканте гремит по всему миру. Сотни концертов в разных городах СССР, затем Европы - Германия, Англия, Франция... Рукоплещут аристократические ложи парижской Гранд-Опера, лондонского Альберт-Холла. Триумф, буря восторгов. Одна из берлинских газет писала тогда: "За три месяца гастролей Лев Термен превзошел самого Льва Троцкого: он совершил "мировую революцию" в музыке". И затем, в 30-ые годы, на целое десятилетие - длительная командировка в США. Странная командировка. Конечно, снова концерты: в Карнеги-Холл, в Метрополитен-Опера, работа в студии, которую он создал для подготовки многих сотен исполнителей "радио-музыки", организована специальная фирма - выпущено несколько тысяч усовершенствованных "терменвоксов". В самом сложном варианте инструмента, получившем название "терпситон", музыка создается уже не рукой, а движением всего человеческого тела. Не музыка управляет танцем, а наоборот. Мысль изобретателя не знает покоя. Он совершенствует опыты по сочетанию радиомузыки с осязательными воздействиями, начатые еще во времена Ленина в России. И здесь еще по "Фаусту":
Ты будешь тешить обоянье,
И вкус, и даже осязанье -
Все, все тебе доставлю в дар
Кроме того, он продолжает и здесь работать над новыми оригинальными системами охранной сигнализации - в стране Желтого дьявола, в стране, где "люди гибнут за металл" есть, что охранять!. В связи с этим организует компанию "Teletouch Corporation", которая приносит ему большую прибыль. Точнее, не ему, а родному СССР.
...С кем только не пришлось встречаться Термену во время своего европейского турне и, тем более, в Америке. Концерты и студию посещают знаменитые музыканты - Дж.Гершвин, М.Равель, О.Респиги, Б.Вальтер, Ж.Сигетти, Я.Хейфец, И.Менухин, писатели Г.Гауптман, Б.Шоу, режиссеры С.Эйзенштейн и Ч.Чаплин (который, кстати, заказал его терменвоксы для кино). С Терменом тесно сотрудничает известный американский дирижер Леопольд Стоковский. Для него был изготовлен специальный инструмент со свербасовым регистром. У Термена в нью-йоркской студии часто бывает Альберт Эйнштейн. Он был восхищен: "Свободно вышедший из пространства звук представляет собой новое явление". И, наверное, это был великолепный дуэт: скрипка великого физика и терменовокс великого изобретателя. Как вспоминал Лев Сергеевич, вместе они играли джазовые пьесы Гершвина. Но Эйнштейна увлекала еще одна идея - он ищет аналогии между музыкой и пространственными образами, его увлекает мысль об их синтезе. Как рассказывал сам Термен, вся его студия была увешана рисунками с разными геометрическими фигурами, которые Эйнштейну помогала делать молодая художница М.-Э.Бьют (затем, уже в 50-е годы она прославилась своими светомузыкальными фильмами, подчеркивая их связь с работой у Термена). Посещают студию Термена и будущие американские знаменитости: молодой полковник Д.Эйзенхауэр - будущий президент США, а также Л.Гровс - впоследствии руководитель атомного "Манхэттенского проекта". Встречался Лев Термен и с Дюпоном, Фордом, Рокфеллером - известными финансовыми магнатами. Как же, ведь Термен тоже стал миллионером...
Фауст торжествует. "В начале было Дело!" А Америка любит деловых людей! Термен вошел в тридцатку знаменитейших людей мира. Он любит и любим - женившись на очаровательной негритянской танцовщице Лавинии Вильямс. В белом фраке, с бабочкой, Лев Термен - украшение самих фешенебельных салонов Америки.
А как же Мефистофель? Неужели он забыл о Фаусте? Совсем нет. Нашего Фауста и командировали-то в Америку, чтобы параллельно с музыкой выполнять задание советской разведки. Оговорим сразу - не против Америки, а как говорил сам Лев Сергеевич, подобно Рихарду Зорге в Японии - с "мирной" целью: выяснить, на чьей стороне окажутся США, если начнется война. Как он признавался несколько лет назад в своем откровенном интервью "Московским новостям": "Мои беседы с военными и с людьми американского военного бизнеса отнюдь не сводились к разговорам о музыке. Поверьте, я был неплохо информирован о планах американского политического Олимпа, и из того, что мне стало известно, понял: не США, а страны фашистской оси - наш будущий военный противник. Такого же мнения придерживался начальник разведуправления РККА Ян Берзин, которого я знал как Петерса. В июле 1938 года Сталин расправился с ним..." Жестоко обошлись вскоре и с самим Терменом. Как раз незадолго до этого ему, наконец, разрешили вернуться на Родину (согласно другой версии, его из Нью-Йорка вывезли тайком чекисты). Как бы то ни было, Родину он узнавал с трудом - страна погрузилась в мрак послереволюционного средневековья. Сменились персонажи и в стане Мефистофеля. У чекистов новый начальник - Берия. Фауст им всем надоел своим неуемным желанием делать Дело. Ворошилов отвернулся от своего бывшего подопечного - "не узнал". И на всякий случай нашего героя арестовали... На Западе Термена долго считали погибшим, и многие годы в энциклопедических справочниках рядом с его фамилией стоят даты (1896-1938). А реальность оказалась сложнее всех литературных "Фаустов".
1939 г. Бутырская тюрьма в Москве, где он "пишет отчет по командировке в США". Затем Сибирь, Колыма, край земли. Гетевский Фауст, как известно, завершает свою жизнь на мелиоративных работах.Друг Стоковского и Чаплина работает в каменном карьере. Он бы тоже погиб, наверняка, если бы и здесь не проявил изобразительность, придумая способ более легкой транспортировки тяжелого груза - тачку с деревянным монорельсом. Приближалась война, там "наверху" вспомнили о ценных кадрах. У Мефистофелей хорошая память - особенно, когда припрет. Перевели изобретателя в Омск, затем в Москву. Он работает в закрытом КБ, за колючей проволокой, вместе с авиаконструктором А.Туполевым и будущим проектировщиком космических кораблей С.Королевым. Придумывает радиомаяки для самолетов, аппаратуру для управления беспилотными самолетами. Чекисты, как известно, очень "покровительствовали" тогда новой технике, новейшис научным исследованиям, "любовно пестуя кадры ВПК в разного рода "шарашках". Что ж, и об этом есть строки в "Фаусте" Гете:
Цивилизация велит идти вперед;
Теперь прогресс с собой и черта двинул.
Чем только не пришлось заниматься изобретателю терменвокса в эти годы, работая без свободы, под охраной! Кто только не посягал на его талант! О том, что его талант ценили высоко, говорит следующий факт - в 1947 году (находясь в заключении!) он был удостоен высшей по тем временам награды, Сталинской премии 1 степени. За что же? По слухам, руководитель тогдашней карательной службы Л.Берия, этот сатана в человеческом обличьи, использовал разработанное Терменом оригинальное радиотехническое устройство "Буран" не только для "обслуживания" иностранных посольств в Москве, но и для подслушивания самого Сталина. (Вообще, его работа в закрытой "шарашке" очень напоминает некоторые сюжеты из книги Солженицина "В круге первом". Но сам Лев Сергеевич говорил, что с этим писателем он никогда не встречался...) Термен, по-видимому, и выжил тогда лишь потому, что его ум и талант были очень нужны сильным мира сего. В приложение к Сталинской премии полагалась свобода и квартира в престижном Доме чекистов на Ленинском проспекте. Но свобода тяготит его своей безысходностью. "Вначале было Дело!" а на воле заниматься делом трудно и тягомотно. И - что ж, не нам его судить, Бог ему судья, - Термен возвращается к чекистам, уже вольнонаемным. Фауст снова на службе у Мефистофеля, причем прямо в его логове, в закрытом НИИ КГБ...
1938-1964. Годы, вычеркнутые для музыки, для нового искусства. Но, как вспоминал Термен, очень интересные годы - нравилась трудность решаемых задач. "Я всегда хотел приносить людям пользу" - это слова самого Льва Сергеевича и берет дрожь от этих его слов. Но слава Богу, его, наконец, отпускают, и в начале 60-х годов его полностью легализуют, он "воскресает" для общественности, начинает работать в Московской консерватории, затем - и до конца 1993 года, до конца жизни - на кафедре акустики Московского университета.
Он вновь целиком отдается науке, искусству. Конструирует новые необычные инструменты, которые, например, управлялись бы либо биотоками, либо... взглядом, движением глаз. Создает многочисленные приборы для анализа и синтеза музыкальных звучаний. Часто ездит с лекциями по стране, выступает на конференциях. Изредка вспоминает о нем и Мефистофель. Так, предлагали ему исследовать неопознанные летающие объекты, телепатию - кому еще можно доверить эти неразрешимые никем задачи? Термен отказывается - а вдруг ему удастся разобраться с телепатией, что тогда будет? Ведь это оружие пострашнее атомной бомбы...
Встречаясь с Терменом, каждый раз я ловил себя на мысли: неужели все это один человек, одна жизнь, которая вместила в себя технику и музыку, войну и мир, терпситон и "Буран", райское дворянское детство и чистилище революции, аплодисменты всей планеты и "крутые маршруты" бериевских лагерей. Жизнь свела в его судьбе Ленина и Сталина, Тухачевского и Рокфеллера, Гершвина и Королева, Берия и Эйнштейна... Почти все его друзья юности вышли в академики, а он до последних дней своей жизни работал в МГУ на должности рабочего-механика 6-го разряда, много лет жил в однокомнатной коммунальной квартире, сплошь набитой радиоаппаратурой. Мог бы он стать академиком? Наверняка смог бы, но, как говорится, пути господни неисповедимы, тем более в эпоху культа личности, да еще к тому же в нашей атеистической стране. Впрочем, кажется, такие вещи его мало трогали - он испытал все, и сладость мирового триумфа, и изнанку жизни, оставаясь Терменом. Фауст ХХ века?.. Но видя его постоянную жизнерадостную улыбку, слыша его остроумную речь, иногда думалось - может быть, он сам Мефистофель, только добрый Мефистофель. А может их симбиоз, впрочем существует же версия в старонемецких источниках, что эти имена - однокорневые.
И уж если завели речь о старине, есть повод вспомнить о более давних временах. Оказывается, предки Термена - еретики-альбигойцы - еще в ХШ веке бежали во время религиозных распрей из Франции, рассыпались по всей Европе. Одна ветвь генеалогического древа каким-то удивительным образом проросла в России. Лев Сергеевич показывал мне альбом со своей родословной, со схемой этого генеалогического древа. На первой странице - герб рода Терменов, с таинственным девизом "Ни более, ни менее". Крепкие ветви оказались у этого дерева. И если бы проводился конкурс на истинного представителя ХХ века, Лев Термен вероятно мог бы претендовать на это звание. Ни более, ни менее.
Ему все в жизни удавалось - как изобретателю. Всю жизнь Термен мечтал вернуться к давним юношеским исследованиям гравитационных волн. Нереально? Возможно и так. Он изумлял всех своим непокорным, жизнерадостным долгожительством. Улыбаясь, советовал прочитать свою фамилию - наоборот. Он рассказывал о том, как исследовал под микроскопом кровяные тельца: "Они там хороводы водят и поют!", - считая, что в расшифровке этих танцев залог его нового открытия. Лев Сергеевич говорил мне не раз, что разобрался с "микроструктурой времени" и находится в преддверии раскрытия секрета бессмертия. Мистика? Пусть даже так оно и есть. Главное в том, что беспокоило его все время - как бы сделать, чтобы эти секреты не попали в руки Мефистофеля. Фауст оставался счастливым в своем одиночестве на пороге своего столетия...
____________________ * ____________________
Ну а как же быть с "резюме"? - спросит читатель. Представьте себе, идет урок в средней школе, и любознательные дети спросят, возможно: "А какой он был герой, наш "советский Фауст", - положительный или отрицательный?". И я в растерянности развел бы руками. Не знаю, и не смею, не хочу, боюсь - знать. Это только в баснях бывает - в конце мораль. Остается только признать, уходя от ответа: "Времена не выбирают, в них живут и умирают". Это уже не из Гете, это - из поэзии сегодняшних дней.
Впрочем, здесь можно было бы сослаться и на самого Гете - он многое, он все в итоге, как вы знаете, прощает своему Фаусту - и Гретхен, и то, что душу продал Мефистофелю. В самом финале, когда Фауст умирает, со словами: "Остановись мгновенье, ты прекрасно!", и его душа, согласно договору, должна после этих слов стать достоянием сил зла, вдруг - по велению Гете - подлетают ангелы и уносят из под носа зазевавшегося Мефистофеля в небеса "бессмертную часть" души Фауста. И затем, "паря в высшей атмосфере", поют самозобвенно:
Дух благородный зла избег,
Сподобился спасенья;
Кто жил трудясь, стремясь весь век, -
Достоин искупленья.
Можно было и нам стоило бы кончить свое повествование, как Гете. Но не оставляет почему-то чувство какой-то непонятной общей вины перед "советским Фаустом" - за всю его потрясающую и трагическую жизнь. Почти вековую жизнь альбигойского мотылька, влекомого вечным поиском интересного Дела меж обжигающих огней нашего яростного и прекрасного мира.
Поэтому - вместо ссылок на тривиальную библейскую мудрость: "Не судите, да и не судимы будете", книга моя оставляет все "щекотливые" вопросы без ответа, быть может даже больше, - прибавляет новые. Для нас важнее всего - это "голос Термена", т.е. терменвокс, который, я думаю, будет так же чисто и прозрачно звучать в памяти человечества как родниковый источник, как первоисточник нового электронного искусства.
А в завершение я хотел бы привести небольшой фрагмент из финальной главы своей книги "Советский Фауст", где рассказывается о том, как в последние годы - вдруг с изумлением, вновь - открыли для себя Термена и на Западе, не предполагая даже, что он был жив и здравствовал многие годы после 1938 года...
____________________ * ____________________
"Не знали о судьбе Термена и в Гааге, в Центре электронной музыки Королевской консерватории Нидерландов. Когда я был там в 1991 году, меня попросили в следующий мой приезд привезти для музея электронной музыки фотографии Термена. Я сделал наивные глаза: "Может быть, лучше будет, если приедет сам Термен?" Немая сцена из "Ревизора", - и меня попросили передать ему приглашение. И вот мы в Голландии, январь 1993 года. Это была наша последняя встреча.
Королевская консерватория и принимала по-королевски. Симпозиум "Шенберг - Кандинский", со светомузыкальной постановкой оперы Шенберга "Счастливая рука". Затем открытие музея электронной музыки, куда только что привезли из США терменвокс серийного выпуска тех, давних лет. К сожалению, не работающий. Наташа (дочь Льва Сергеевича - Б.Г.) сокрушалась почти всерьез: "Уж лучше наш экземпляр взяли бы, тоже не работает". К выступлению Термена на предстоящей Академии света пришлось инструмент ремонтировать. Местные инженеры оторопели, увидев диковинные радиолампы. Я пытался им помочь, объяснить на английском, как работает "катодное реле" времен Эдисона. Не знаю, помогли ли мои знания радиотехники, которые столь же чудовищны и первобытны, как мой английский, но мастера оказались первоклассные, починили. И вот на открытии Академии света, после моих напутствий: "Ни слова об этих, маленьких, которые хороводы водят и поют", Лев Сергеевич рассказывает на великолепном английском языке - не забыл, помнит! - о своих музыкальных и светомузыкальных опытах. Затем Наташа начинает играть на терменвоксе. И вдруг Лев Сергеевич встает, тихо пробирается за кулисы и - под восторженный гул зала и вспышки блицев, - завершает пьесу сам. После этого даже я решился выступить на английском, впервые в жизни, но, конечно, не столь удачно по произношению. А затем - торжественный прием в Академию света. От "наших" двое - Лев Сергеевич Термен, а затем, вероятно, за компанию приняли и меня. Но хорошая, замечу, компания...
Лев Сергеевич и здесь, в дождливой Гааге, не унывал. Приехал усталый, поникший, но рабочая атмосфера фестиваля буквально наэлектризовала, возродила его. Смотрю, сидит рядом с голландской художницей, что-то заговорщицки шепчет ей на ухо. Она заливается смехом, но смущенно. Подхожу на подмогу, а она: "Вы не поверите, жениться предлагает и сбежать в Россию, что-то о какой-то "микроскопии времени" рассказывает. Сколько же ему на самом деле лет? Может, он действительно знает какую-то тайну - средство Макропулоса?"
И вдруг меня осеняет - есть такое средство! Сидит перед нами почти столетний, пусть и постаревший, молодой человек, с детской открытой улыбкой и ясными глазами. Он всю жизнь занимался своим любимым делом, не просто Делом, а именно любимым делом, - это и есть средство Макропулоса!..
Вновь, даже в финале, мне приходится повторить фразу: ох, Лев Сергеевич, с Вами не соскучишься. Уже в первый день, то ли он сам не туда дел, то ли умыкнули, исчезла шапка Льва Сергеевича, ни более и ни менее. Голландцы, понятно, страшно смутились. Я успокаивал их, - наверное, кто-то унес для музея или как сувенир. И пока они искали новую шапку, мне снова пришлось отдать ему свою. Она и так сама по себе смешная. А когда на голове Термена - даже панки с петушиными прическами на голове оцепеневали на улице от восхищения! Так и остался он в моей памяти напоследок. Стоим во дворе Объединенного музея Гааги - слева раздел искусств, сзади краеведческий. За стеклом - огромный скелет динозавра. А на его фоне под мелким нидерландским дождем - улыбающийся Термен в моей мокрой потешной шапке.
Новую шапку, экстра-класс, - поэтому, наверно, долго искали, - ему принесли перед самой посадкой в самолет "Амстердам-Москва". Мы уже опаздывали, я посадил советского Фауста в кресло-тележку и с криком "Поберегись!" мы помчались по иноземному, сияющему чужими, неродными огнями аэропорту, к трапу. Домой...
Меня умилило, потрясло тогда, уже в нашем аэропорту, как Лев Сергеевич - или мне показалось? - вдруг стал заученно поворачиваться перед окошком пограничника в зеленой фуражке, с малиновым кантом КГБ: анфас, профиль. Господи, за что же вы его так, люди?!."